Соображения о «пользе» применения ремня в процессе воспитания родители иной раз пытаются обосновать личным опытом. Так, один отец вспоминает, как в детстве он и его товарищи «спрятались в укромное место и начали курить и материться». Об этом узнал отец и так выпорол сына, что тот «несколько дней не мог сидеть». А потом провел с ним беседу о вреде курения и сквернословия.
«И вот, – заключает мужчина, – порка, подкрепленная еще и беседой, сделала для меня дым табака противным, а нецензурные слова до того мерзкими, что вот уже сорок восемь лет я хорошо обхожусь без всего этого».
Что сказать о подобном «опыте»? Обычно он приводит к совершенно иному – ребята продолжают свое, только делают это более хитро и скрытно. Но поверим, что в данном случае результат был хорошим. В чем, однако, его ценность?
Смотрите, что получается. Нецензурные слова мерзки для автора письма вовсе не потому, что они оскорбляют его достоинство как человека. Нет, они «мерзки» лишь в той мере, в какой связаны с воспоминанием о порке. Значит, все держится на неизжитом детском страхе! Но разве на этом воспитаешь настоящую личность?
Временные различия
Было время, когда воспитание действительно строилось на страхе. Родительская власть была деспотичной, и ребенок был перед ней ничто. Вот и вырастал из него послушный обыватель, знающий «свой шесток» и трепещущий перед каждым вышестоящим. Это вполне отвечало требованиям старого классово-сословного общества с его жестким закреплением человека за той социальной группой, в которой он родился.
Но ведь мы живем в ином обществе. У нас уничтожены антагонистические классы и сословия, люди в полной мере могут реализовать свои задатки. Современному обществу требуется совершенно другой тип человека.
Высокая сознательность, культура, творческий дух определяют внутренне свободный и разумный характер его действий, поступков.
Тут никак не помогут старые методы воспитания. Но справедливо отвергая их, иные родители впадают в другую крайность. Они попросту меняются ролями с ребенком, превращая его во всевластного «божка» семьи, а себя – в послушных его служителей.
На этой ошибке и играют защитники «ременной педагогики». «Мы за строгое воспитание, – утверждают они. – А вы хотите быть добренькими и сажаете детей себе на голову». Упрек справедлив. Но он ни в какой мере не оправдывает любителей порки. Потому что истинное воспитание одинаково далеко как от грубого насилия, так и от заискивающего угождения.
Иной родитель с вызовом спрашивает: «А Макаренко разве не дал затрещину своему воспитаннику, когда того требовали обстоятельства?» Да, был такой случай. О нем честно и мужественно рассказывает сам автор «Педагогической поэмы». Это было в первый, самый трудный, период жизни колонии, когда она, скорее, была похожа на воровскую «малину», а в отношении воспитанников к педагогам господствовал тон издевательства и хулиганства.
Обстановка накалилась до предела – в любой момент мог произойти взрыв. И он произошел… После очередной грубости воспитанника, Макаренко не сдержался и дал тому хорошенькую затрещину.
И свершилось «чудо». Все воспитанники беспрекословно отправились на работу в лес. Сам Макаренко, однако, серьезно переживал то, что произошло. Кроме того, другие воспитатели отрицательно отнеслись к поступку своего руководителя. А то, что его кулак произвел на ребят такое сильное впечатление, объясняли их «привычкой к рабству».
Гуманизм выдающегося советского педагога мог быть суровым, но и в своей суровости полный любви к человеку, веры в его добрую, творческую природу. И поистине обидно, когда иные родители, не понимая и вульгаризируя сложную психологическую суть явления, с претензией заявляют: «Макаренко дал затрещину, а почему нам нельзя?»
Автор статьи.
